Полина Барскова
Из дерева гофер
Михаилу Ямпольскому
А кому чета?
А кто кому не чета?
Посмотри, как нескорый «Калининград-Чита»,
На тебя надвигается весенняя нищета.
Всякой твари по сваре:
Отворено, горит
Загаженное окно.
Старуха и инвалид
Переругиваются, милуются.
На верхней полке некрасивая девочка
С распухшей от плесени книгой (цинготные выпали буквы) —
М-— РИД.
Всадник с отпиленной головой
Спрашивает подземным голосом: «у вас здесь свободно?»
«Да-да, конечно», рассеянно некрасивая девочка торопится говорит.
Задирает лицо.
Нашёптывая, рыча,
Из внутренностей поезда
Золотая сажа спускается.
Как жирный шёлк ли парча
Как порча ли саранча
На злаки—
На дремлющих сквернодышащих пассажиров.
Старуха, приподнимаясь, брезгливо дотрагивается до моего плеча—
Что там ещё за знаки
Возле железнодорожного
Изгаженного
Полотна?
(Что там блядь за семиосис такой?)
Старуха смотрит мне прямо в лицо:
«Это — весна». «Весна?»
За мёртвой нервной рекой
Это зарево в напряжённом мраке?
Это — способ видеть себя тридцать лет тому
На верхней на дряблой полке
В пыли в поту в дыму,
Повторение этого выдоха
Мать-и-мачеха зло-ученья:
Я прикасаюсь к стеклу губами
Лижу его
Мама тогда выдыхает «что ж ты делаешь! горе уму!»
Я засыпаю, слюнка ползёт на книгу.
От счастья. От-от-вращенья.